Черт возьми, я не мог дышать.

Они опустили Джейми в землю первой, и мои ноги задрожали.

— Не уходи… — прошептал я.

Следующим они опустили Чарли.

— Нет… — молил я.

Мои ноги подкосились. Я рухнул на землю и закрыл рот руками, Зевс утешал меня, слизывая мои слезы, пытаясь заставить меня поверить, что все хорошо, что я в порядке, что все каким-то образом исправится.

Но я не верил ему.

Мне следовало спуститься и стоять рядом с родителями, но я не сделал этого. Мне следовало сказать Джейми и Чарли, что я любил их так чертовски сильно, но мой голос пропал.

Я стоял, а потом отвернулся, сжимая в крепкой хватке поводок Зевса.

Я отвернулся от Джейми.

Я ушел от моего сына.

И я понял, насколько это больно, наконец, сказать последнее «прощай».

— Так ты убегаешь, — сказал мистер Хенсон неделей позже, когда я припарковался перед его магазином, чтобы попрощаться.

Я пожал плечами.

— Не убегаю. Просто двигаюсь дальше. Все приходит и уходит. Ты должен знать это лучше, чем кто-либо другой.

Он коснулся пальцами своей седой бороды.

— Но это не то, что ты делаешь. Ты не двигаешься дальше, ты снова убегаешь.

— Ты не понимаешь. Ее муж…

— Но не она.

— Мистер Хенсон…

— Моя бывшая любовь обожал магию. Он потратил всю нашу совместную жизнь, пытаясь заставить меня понять и поддержать его мечты об открытии магазина таро в этом городе. Он верил в силу энергии, в исцеляющую силу кристаллов. Верил, что у магии есть способ сделать жизнь более приемлемой. Я думал, что он был безумен. Я работал с девяти до пяти и едва уделял ему внимание. Я называл его мечты о собственном магазине смешными. Мы уже были двумя мужчинами-геями, жизнь уже была достаточно жесткой с нами. Последнее, в чем мы нуждались, это быть двумя мужчинами-геями, которые верили в магию.

— И потом однажды он ушел. Сначала это казалось таким внезапным, но время шло, и я осознал, что это моих рук дело. Я не ценил его, когда был с ним, так что, когда я его потерял, это нанесло мне сильный удар. После того, как он ушел, я чувствовал себя таким одиноким. Я осознал, что, возможно, он всегда так себя ощущал. Никто не должен чувствовать себя одиноким, когда у них есть любовь. Я оставил свою работу и попытался воплотить его мечту о магии в жизнь. Я изучал силу кристаллов и исцеляющие травы. Я тяжело работал, чтобы понять его мечты, и когда я это сделал, было уже поздно. Он продолжал двигаться дальше с тем, кто любил его в тот самый момент.

— Не отворачивайся от Лиз из-за того, что она бездействовала. Не уходи от своего шанса на счастье из-за аварии. Потому что дело не в картах таро, или кристаллах, или специальных чаях. Не в этом магия. Магия в крошечных моментах. Маленькие прикосновения, нежные поцелуи, тихий смех. Магия в том, чтобы жить сегодняшним днем и позволять себе дышать и быть счастливым. Мой дорогой мальчик, любить — это магия.

Я пожевал нижнюю губу, впитывая все его слова, все его мысли. Я хотел поверить мистеру Хенсону и думал, что бо́льшая часть меня действительно понимала слова, что он произносил. Но другая часть меня, горящая глубоко внутри моей души, чувствовала вину. Джейми заслуживала большего. Для меня даже рассматривать любовь к кому-то, спустя так мало времени, было эгоистично.

— Я не знаю, как это сделать. Я действительно не знаю, как любить Лиззи, зная, что я так и не сказал «прощай» своему прошлому.

— Ты возвращаешься назад, чтобы попрощаться?

— Я думаю, что возвращаюсь, чтобы снова научиться дышать.

Мистер Хенсон нахмурился, но сказал, что думал.

— Если когда-нибудь тебе понадобится место, чтобы твоя голова могла отдохнуть, и друг, которому ты можешь позвонить, я буду здесь.

— Хорошо, — сказал я, притягивая его в объятья. — И если ты когда-нибудь продашь свой магазин кое-какому придурку, я вернусь сюда и буду бороться с ним изо всех сил.

Он хмыкнул.

— Идет.

Я открыл переднюю дверь, слушая, как колокольчик над головой прозвонил в последний раз.

— Ты присмотришь за ними? Эммой и Лиззи?

— Я буду следить, чтобы их чай и шоколад никогда не были слишком горячими.

После того как мы попрощались, я вышел из магазина, запрыгнул в машину и уехал вместе с Зевсом. Мы ехали несколько часов. Я не знал, куда именно собирался или было ли у меня место, куда ехать, но в тот момент только бессмысленное вождение имело для меня смысл.

Я подъехал к дому в три утра, на их крыльце все еще горел свет. Когда я был ребенком, то не возвращался к окончанию комендантского часа очень часто и превращал их жизнь в ад. Несмотря на это, мама всегда оставляла на крыльце включенный свет, чтобы дать мне понять, что они все еще ждут, когда я вернусь домой.

— Что скажешь, мальчик? Говоришь, нам нужно войти? — спросил я Зевса, который свернулся на пассажирском сидении машины, виляя хвостом. — Хорошо. Давай войдем.

Стоя на крыльце, я стучал целых пять раз перед тем, как услышал, что открылась дверь. Мама и папа стояли в своих пижамах, глядя на меня так, словно они увидели привидение. Я прочистил горло.

— Слушайте, я знаю, что был дерьмовым сыном весь прошлый год. Знаю, что исчез, не сказал ни слова. Я знаю, что был потерян и бродил по закоулкам разума, пытаясь найти свой путь. Я знаю, что сказал ужасные вещи, прежде чем уехать, обвиняя вас в том, что произошло. Но я… — я прикрыл рот рукой перед тем, как засунуть руки в карманы джинсов. Я начал пинать невидимые камни на земле. — Я просто надеялся, что могу остаться здесь ненадолго. Потому что я все еще потерян. Я все еще блуждаю. Но больше не думаю, что могу делать это в одиночку. Мне просто нужно… мм… мне просто нужны мои мама и папа ненадолго, если можно.

Они вышли на крыльцо и обняли меня.

Дом.

Они приветствовали меня дома.

Глава 38

Элизабет

— Что вы имеете в виду, говоря, что он уехал? — спросила я мистера Хенсона. Я вцепилась руками край прилавка в его магазине, пока он наливал мне чашечку чая в полдень в пятницу. Я только что отвезла Эмму к ее бабушке и дедушке на ночевку, и, понимая, что не видела и не слышала Тристана несколько дней, была просто на пределе. Мне нужно было поговорить с ним, или, по крайней мере, знать, что он в порядке.

— Он уехал два дня назад. Мне жаль, Лиз, — игривость мистера Хенсона пропала, и это пугало меня.

— Когда он вернется?

Тишина.

Я хлопнула руками по бедрам и топнула ногой по деревянному полу.

— Ну, куда же он поехал?

— Я не знаю, Лиз.

Я усмехнулась, нервозность и беспокойство внутри меня возрастали.

— Он не отвечал на мои звонки, — подбородок задрожал, когда мои глаза наполнились слезами. Плечи судорожно поднимались и опускались. — Он не отвечал на мои звонки.

— Дорогая, вы оба через многое прошли. И я знаю, что это будет сложно для тебя…

— Нет. Не для меня. Я имею в виду, что могу справиться с тем, что он не отвечает на мои звонки. Я могу справиться с тем, что он игнорирует меня. Но у меня есть пятилетняя дочь, которая интересуется, где Тик и Зевс. Ей хочется знать, где двое ее друзей. Она спрашивает, почему Зевс не приходит поиграть с ней и почему Тристан не читает ей на ночь. Так что да, мне грустно, что он не разговаривает со мной, но, кроме того, я рассержена, что он оставил Эмму вот так, без слов, без объяснений. Я рассержена из-за того, что она плачет, потому что скучает по ним. И это разбивает мне сердце, я даже не могу сказать, где он или когда он вернется. Он сказал, что будет бороться за нас, но, когда пришло время, он даже не попытался, — мой голос надломился. — Она заслуживает лучшего.