— Ага. Я уверен, что это тоже был несчастный случай, — проговорил Таннер, показывая на свое побитое лицо. — Он монстр, и он опасен, Лиз. Это только дело времени, когда он сорвется на тебя тоже, или, что еще хуже, на Эмму. Я собираюсь показать тебе, Лиз. Я собираюсь найти правду об этом парне и показать тебе его секреты. Тогда, может быть, ты будешь доверять мне.

Я вздохнула.

— Мне нужно идти.

— Идти? Идти куда? — спросил Таннер.

Найти его.

Понять, что случилось.

Убедиться, что он в порядке.

— Мне просто нужно идти.

Глава 30

Тристан

6 Апреля, 2014

Два дня до прощания

— Ты не ел несколько дней. Пожалуйста, Тристан. Просто съешь несколько кусочков сэндвича, — молила мама, сидя напротив меня. Звук ее голоса раздражал меня все больше и больше с каждым днем. Она поставила тарелку передо мной и снова попросила меня поесть.

— Я не голоден, — ответил я, отталкивая от себя сэндвич.

Она кивнула.

— Мы с отцом волнуемся за тебя, Трис. Ты не говоришь с нами. Не пускаешь нас. Ты не можешь просто держать все свои эмоции запертыми вот так. Ты должен поговорить с нами. Дай мне знать, о чем ты думаешь.

— Ты не захочешь знать, о чем я думаю.

— Я хочу.

— Поверь мне, нет.

— Нет. Я хочу, милый, — она потянулась, положив свою руку поверх моей, почти утешая меня.

Я не хотел ее утешения.

Я хотел, чтобы она оставила меня одного.

— Хорошо. Ну, если ты не можешь говорить с нами, по крайней мере, поговори со своими друзьями. Они звонят и приходят каждый день, и ты не сказал им ни слова.

— Мне нечего сказать кому-либо, — встав из-за стола, я повернулся, чтобы уйти, но остановился, когда услышал, как плачет мама.

— Видеть тебя таким — это разбивает мне сердце. Пожалуйста, просто скажи, что у тебя на уме.

— Что у меня на уме? — я повернулся к ней, мои брови сошлись на переносице, живот завязался в узел, а разум затуманился. — У меня на уме тот факт, что ты была за чертовым рулем. У меня на уме тот факт, что ты, черт возьми, ушла оттуда со сломанной рукой. У меня на уме то, что моя семья, блядь, мертва, и ты была единственной, кто вел машину — ты… ТЫ УБИЛА ИХ! Ты сделала это! Ты — причина того, что они мертвы! Ты убила мою семью! — горло перехватило, а руки сжались в кулаки. Я замолчал.

Мама плакала больше и больше, ее рев становился громче и громче. Отец вбежал в комнату и обнял ее, принося ей своего рода спокойствие. Я смотрел на нее, чувствуя дистанцию между нами. Я ощущал, как чудовище внутри меня становится все больше и больше с каждой секундой. Когда я видел ее слезы, я не чувствовал к ней жалости. Это должно было волновать мою душу, что я не чувствовал потребности утешить свою мать.

Я просто ненавидел ее.

Из-за нее они мертвы.

Из-за нее мертв я.

Я становился монстром, а монстры не утешают людей. Монстры разрушают все на своем пути.

Я вошел в сарай и захлопнул дверь, запирая ее изнутри.

— Дерьмо! — закричал я, уставившись в темное пространство, глядя на стены и стеллажи и не видя их. Воспоминания обрушились на меня, давя на мой разум, душа мое сердце. Я не мог справиться с этим.

Я отбросил один из стеллажей и он отлетел к противоположной стене. Мое сердце билось с такой скоростью, что я был уверен, это приведет к приступу. Я наклонился к ближайшей стене и закрыл глаза, пытаясь вернуть контроль над дыханием и моим сердцем, которое словно было вырвано из груди.

Последовал стук в дверь.

Я не хотел отвечать.

Я не мог.

Я мог убить его. Я мог убить его. Мне жаль. Мне так жаль.

Я знал, что Элизабет пыталась вернуть меня назад к самому себе, вернуть меня к свету. Она стремилась спасти меня от самого себя. Но я не могу быть спасен.

Она продолжала легонько стучать, и ноги сами понесли меня в сторону двери. Я потер руки и встал перед дверью, положив ладони на нее.

Я предположил, что ладони Элизабет были прижаты с другой стороны двери, зеркально повторяя мою позу.

— Трис… — затем она мягко произнесла восемь слов, что заставили мою грудь сжаться. — Каждую секунду. Каждую минуту. Каждый час. Каждый день.

Я задержал дыхание. Ее слова казались честнее, чем когда-либо. Она продолжала говорить, ее голос был наполнен потребностью.

— Пожалуйста, открой дверь, Тристан. Пожалуйста, впусти меня. Вернись ко мне.

Я опустил руки и стал потирать пальцы друг об друг снова и снова.

— Я мог убить его.

— Ты бы не сделал этого, — сказала она.

— Уходи, Элизабет, — сказал я. — Пожалуйста, просто оставь меня в покое.

— Пожалуйста, — она умоляла меня открыть дверь. — Я не уйду, пока не увижу тебя. Не уйду, пока ты не позволишь мне обнять тебя.

— Иисус! — закричал я, широко распахнув дверь. — Уходи, — когда я смотрел в ее глаза, мою душу начала терзать внезапная, дикая тоска. Мой взгляд уткнулся в землю, я не мог смотреть на единственного человека, который делал рай практически реальностью в моей голове. — И потом оставайся в стороне, Элизабет.

Я сделаю тебе больно. Ты заслуживаешь кого-то лучше, чем я.

— Ты… ты не имеешь этого в виду, — сказала она, ее голос сломался. Я больше не мог на нее смотреть.

— Это так, — сказал я. — Ты не можешь спасти меня, — я закрыл дверь и вновь заперся в сарае. Она толкала дверь, кричала мое имя, молила об объяснениях, молила об ответах на все неизвестные вопросы, но я перестал слушать.

Я уставился на свои руки, видя кровь, неуверенный, чьей она была, моей или Таннера, чувствуя ее на своих пальцах, под ногтями, повсюду. Это было так, словно стены кровоточили, и я не мог найти выход.

Мне хотелось, чтобы он знал, что я сожалею. Чтобы он знал, что я не должен был терять контроль. Мне хотелось, чтобы все это было сном. Я хотел проснуться и вернуть свою семью. Проснуться и никогда не знать, как много сердец может на самом деле разбиться.

Но больше всего я хотел дать знать Элизабет, что люблю ее. Каждую секунду. Каждую минуту. Каждый час. Каждый день.

Прости меня. Прости меня. Прости меня.

Когда много часов спустя я нашел в себе силы покинуть сарай, я открыл дверь и нашел на земле трясущуюся от холода Элизабет, кутающуюся в свое зимнее пальто.

— Тебе следовало пойти домой, — сказал я, мой голос дрогнул.

Она пожала плечами.

Я наклонился вниз и поднял ее на руки. Она обернула свои руки вокруг меня и прильнула к моему телу.

— Что он тебе сказал? — прошептала она напротив моей груди.

— Не имеет значения.

Она стиснула меня крепче, когда я понес ее к дому.

— Это имеет значение. Это имеет огромное значение.

Я положил ее на кровать и повернулся, чтобы выйти из ее комнаты. Она попросила меня остаться с ней, но я знал, что не могу. Мой разум был нестабилен. Перед тем, как я покинул ее дом, я остановился в ее ванной, чтобы очистить свои руки от крови. Как только вода стала горячей, я начал агрессивно тереть руки, пытаясь смыть кровь. Я не мог остановиться. Я продолжал тереть, добавив больше мыла, даже после того, как отмыл всю кровь.

— Тристан, — позвала Элизабет, вырывая меня из транса, в котором я был. Она закрыла кран, взяла полотенце и обернула мои руки тканью. — Что он тебе сказал?

Я развернулся и прикоснулся своим лбом к ее. Вдохнул ее запах, изо всех сил пытаясь не рассыпаться на кусочки.

— Он сказал, что я убил их. Он сказал, что это была моя вина, что Джейми и Чарли погибли, и он сказал, что я сделаю то же самое с тобой, — мой голос надломился. — Он прав. Я убил их. Я должен был быть там. Я должен был спасти их.