— Ладно, хорошо, с этим местом ты можешь сделать все, что придет тебе в голову. Есть гостиная, столовая, ванная комната, моя спальня и кухня. И я буду благодарен, если это не будет выглядеть полным бардаком.

Я ходила вокруг, осматривая коробки, поставленные друг на друга. Его стол был завален всевозможными предметами, и когда он вышел с Эммой и Зевсом из комнаты, я остановилась, глядя на чек, частично скрытый под кипой документов. Я вытащила его и прочитала.

Пять тысяч белых перьев.

Быстрая доставка.

Я открыла одну из коробок на его столе, и мое сердце пропустило удар, когда я увидела много мешков с перьями. Он не нашел белые перья в магазине мистера Хенсона. Он заказал их. Тристан заказал тысячи их, потому что так сердце Эммы не будет разбито.

Тристан...

— Ты идешь, Элизабет? — услышала я его окрик. Я закрыла коробку и поспешила выйти из комнаты.

— Ага, я здесь, — я прочистила горло и подарила ему улыбку. — А как насчет твоего сарая? — спросила я, догоняя Тристана. — Я могу привести в порядок и его тоже.

— Нет, в сарай вход запрещен. Это... — он остановился и нахмурился. — Просто запрещен.

Я сузила глаза, догадываясь.

— Ладно... Ну, я думаю, у меня есть все, что мне необходимо. Я составлю несколько различных проектов и подготовлю несколько вариантов с тканями и цветовой гаммой, чтобы вместе посмотреть их позже. Я лучше пойду.

— Ты торопишься.

— Да, ну, ты знаешь… — я взглянула на Эмму, которая играла с Зевсом, находясь в своем собственном мире. — У Эммы сегодня ночевка у друзей, так что я должна все приготовить для нее.

Тристан шагнул ближе ко мне и мягко заговорил.

— Ты сердишься на меня? За ночь, когда ты пришла?

— Нет, — я вздохнула. — Я сержусь на саму себя. Ты не сделал ничего плохого.

— Ты уверена?

— Да, Тристан. Ты держал меня, когда я больше всего в тебе нуждалась, — я грустно улыбнулась. — Но, может быть, это хорошо, что мы больше не используем друг друга, чтобы помнить... Очевидно, я не могу справиться с этим.

Тристан нахмурился и посмотрел вниз, словно был разочарован, но через секунду он поднял голову и подарил мне маленькую ухмылку.

— Я хочу показать кое-что тебе и Эмме.

Он повел нас к задней части дома и придержал дверь открытой. Я слышала ночных сверчков, разговаривающих друг с другом. Это был уютный звук… Я бы даже сказала мирный.

— Куда мы идем? — поинтересовалась я громко.

Он взял фонарик и кивнул в сторону темного леса. Я больше не задавала вопросов. Я взяла Эмму за руку и пошла позади Тристана. Мы брели в темноте, и он вел нас все глубже в лес.

Небо было звездным и ясным, влажный весенний воздух окружал нас, пока мы шли между деревьев. Ветви качались взад и вперед, когда мы продвигались через лес.

— Мы почти на месте, — сказал Тристан.

Но где?

Когда мы достигли его, я сразу поняла, что это было то самое место, куда он хотел нас взять, оно было прекрасно. Я прикрыла рот руками, чтобы не произнести ни звука. Существовал иррациональный страх, что, если я издам хоть один писк, вся эта красота исчезнет. Небольшая река текла перед нами. Течение было тихим, как если бы все существа, что путешествовали по этим небольшим волнам, просто мирно отдыхали. Через реку был переброшен старый каменный мост для переправы лошадей. Сквозь трещины в камнях росли цветы, создавая идеальный вид под светом луны.

— Мы нашли это место вместе с Зевсом, — сказал Тристан, подходя к мосту и садясь. — Когда мне необходимо прочистить мозги, я прихожу сюда отвлечься.

Я села рядом с ним, сняла обувь и опустила ноги в прохладную воду. Эмма и Зевс же плюхнулись в воду радостно и свободно.

Он повернулся и подарил мне улыбку, от которой я улыбнулась в ответ. У Тристана был способ заставить людей чувствовать себя достойными, когда он смотрел и улыбался им, так как сейчас мне. Мне хотелось, чтобы он улыбался чаще.

— Когда впервые приехал сюда, я злился все время. Скучал по сыну. Скучал по жене. Я ненавидел своих родителей, даже несмотря на то, что тому не было повода. По ряду причин я понял, что легко обвинить их, как будто если бы это была их вина, что я потерял сына и жену. Злиться на них было проще, чем грустить. Единственный раз, когда я не чувствовал себя злым, был тогда, когда я пришел сюда и дышал вместе с деревьями.

Он открывался мне.

Пожалуйста, оставайся открытым.

— Я рада, что ты смог найти то, что помогло тебе почувствовать немного спокойствия.

Его глаза осмотрели меня, и понимающая улыбка появилась на его губах.

— Ага. Я тоже, — он пробежал пальцами по своей бороде, которая быстро отрастала. — С тех пор, как мы больше не используем друг друга, ты можешь использовать это место, если хочешь.

Я улыбнулась.

— Спасибо.

Он просто кивнул в ответ.

Эмма прыгнула в реку и подняла огромные брызги, намочив нас всех. Даже если бы мне захотелось отругать ее, улыбка на ее лице и шумный лай Зевса сделали меня счастливой.

— Спасибо, что привел нас сюда, Тик! Мне очень нравиться тут! — Эмма закричала, поднимая в восторге свои руки вверх.

— В любое время, — улыбнулся Тристан.

— Я рада, что ты нравишься моей дочери. В противном случае я бы никогда не заговорила с тобой снова.

Он рассмеялся.

— Я рад, что ты нравишься моей собаке. В противном случае я был бы убежден, что ты психопатка. Человек должен всегда доверять инстинктам своего питомца. Собаки лучше понимают характер человека, чем люди.

— Правда?

— Да, — он замолчал и запустил свою руку в волосы. — Почему твоя дочь продолжает называть меня Тик?

— Оу… Потому что, когда мы встретились в первый раз, я назвала тебя членом, и она спросила, что такое член, и, видя свой родительский провал, я сказала ей, что назвала тебя Тик, и объяснила ей, что Тик — это жук. (Примеч. Игра слов: dick (член) — tick (клещ — жук).

— Так она думает, что я паразит, который живет, питаясь кровью млекопитающих?

— Я думаю, вообще-то, это эктопаразиты, поскольку они живут как снаружи млекопитающих, так и внутри. И еще они живут на некоторых земноводных тоже.

Тристан захихикал.

— Что ж, от этого я чувствую себя немного лучше.

Я засмеялась.

— Так и должно быть.

— Ну, Эмма, если ты продолжишь называть меня Тик, то, думаю, что единственно правильным для меня будет называть тебя Ток! — Тристан улыбнулся.

— Как часы! — Эмма засияла, подпрыгивая вверх и вниз. — Тик и Ток! Тик и Ток!

— Я думаю, она одобряет это прозвище, — сказала я.

— Элизабет? — он повернулся ко мне с серьезным видом.

— Да?

— Я знаю, что мы не делаем то, что делали раньше, но мы можем быть друзьями? — спросил он неуверенно.

— Я думала, что ты не знаешь, как быть друзьями?

— Я не знаю, — он вздохнул, потирая шею. — Но я надеялся, что ты сможешь мне показать.

— Почему я?

— Ты веришь в хорошее, даже когда твое сердце разбито. А я не могу вспомнить, когда видел хоть что-то хорошее.

Это опечалило меня.

— Когда ты был счастлив в последний раз, Тристан?

Он не ответил.

Это опечалило меня еще больше.

— Конечно, мы можем быть друзьями, — сказала я.

Каждый заслуживал, по крайней мере, одного друга, которому мог бы доверить все свои секреты и страхи. Каждый заслуживал человека, который мог бы посмотреть в глаза и сказать: «С тебя достаточно. Ты идеален, со шрамами и всем остальным». Хотя я думала, что Тристан заслужил это больше, чем остальные. В его глазах отражалась такая печаль, такая боль, и все, что я хотела сделать, это обернуть свои руки вокруг него и дать ему знать, что с него достаточно.

Хотя я не хотела быть ему другом, потому что чувствовала себя испорченной для него. Нет. Я хотела его дружбу, потому что, в отличие от большинства, он увидел мое собственное прошлое под фальшивым счастьем, и он иногда смотрел на меня, как если бы говорил: «С тебя достаточно, Элизабет. Ты идеальна, со шрамами и всем остальным».